Неточные совпадения
Он же чувствовал то, что должен чувствовать
убийца, когда видит тело, лишенное им
жизни.
Не плачь обо мне: я постараюсь быть и мужественным и честным, всю
жизнь, хоть я и
убийца.
— Там же сказано, что строение человека скрывает в себе семя смерти и
жизнь питает
убийцу свою, — зачем же это, если понимать, что
жизнь сотворена бессмертным духом?
— Она испортила мне всю
жизнь, вы знаете, — говорил он. — Она — все может. Помните — дурак этот, сторож, такой огромный? Он — беглый. Это он менялу убил. А она его — спрятала,
убийцу.
В-четвертых, люди эти насильственно соединялись с исключительно развращенными
жизнью (и в особенности этими же учреждениями) развратниками,
убийцами и злодеями, которые действовали, как закваска на тесто, на всех еще не вполне развращенных употребленными средствами людей.
Он вдруг вспомнил, как Катерина Ивановна сейчас только воскликнула ему при Алеше: «Это ты, только ты один уверил меня, что он (то есть Митя)
убийца!» Вспомнив это, Иван даже остолбенел: никогда в
жизни не уверял он ее, что
убийца Митя, напротив, еще себя подозревал тогда пред нею, когда воротился от Смердякова.
«Пусть уж лучше я пред тем, убитым и ограбленным,
убийцей и вором выйду и пред всеми людьми, и в Сибирь пойду, чем если Катя вправе будет сказать, что я ей изменил, и у нее же деньги украл, и на ее же деньги с Грушенькой убежал добродетельную
жизнь начинать!
Потому ли, что на своей
жизни ему много приходилось убирать брошенных трупов и он привык относиться к этой работе равнодушно, или потому, что хоронили какого-то безвестного «инородца», только по выражению лица его я понял, что особенно заниматься розысками
убийц он не будет и намерен ограничиться одним протоколом.
«Это —
убийца», — говорят нам, и нам тотчас кажется спрятанный кинжал, зверское выражение, черные замыслы, точно будто убивать постоянное занятие, ремесло человека, которому случилось раз в
жизни кого-нибудь убить.
— Мне не то обидно, — говорил он почти шепотом, — что меня ушлют — мир везде велик, стало быть, и здесь и в другом месте, везде жить можно — а то вот, что всяк тебя
убийцей зовет, всяк пальцем на тебя указывает! Другой, сударь, сызмальства вор, всю
жизнь по чужим карманам лазил, а и тот норовит в глаза тебе наплевать: я, дескать, только вор, а ты
убийца!..
Первое: вы должны быть скромны и молчаливы, аки рыба, в отношении наших обрядов, образа правления и всего того, что будут постепенно вам открывать ваши наставники; второе: вы должны дать согласие на полное повиновение, без которого не может существовать никакое общество, ни тайное, ни явное; третье: вам необходимо вести добродетельную
жизнь, чтобы, кроме исправления собственной души, примером своим исправлять и других, вне нашего общества находящихся людей; четвертое: да будете вы тверды, мужественны, ибо человек только этими качествами может с успехом противодействовать злу; пятое правило предписывает добродетель, каковою, кажется, вы уже владеете, — это щедрость; но только старайтесь наблюдать за собою, чтобы эта щедрость проистекала не из тщеславия, а из чистого желания помочь истинно бедному; и, наконец, шестое правило обязывает масонов любить размышление о смерти, которая таким образом явится перед вами не
убийцею всего вашего бытия, а другом, пришедшим к вам, чтобы возвести вас из мира труда и пота в область успокоения и награды.
Я несколько лет прожил среди
убийц, развратников и отъявленных злодеев, но положительно говорю, никогда еще в
жизни я не встречал такого полного нравственного падения, такого решительного разврата и такой наглой низости, как в А-ве.
— Но разве это может быть, чтобы в тебя заложено было с такой силой отвращение к страданиям людей, к истязаниям, к убийству их, чтобы в тебя вложена была такая потребность любви к людям и еще более сильная потребность любви от них, чтобы ты ясно видел, что только при признании равенства всех людей, при служении их друг другу возможно осуществление наибольшего блага, доступного людям, чтобы то же самое говорили тебе твое сердце, твой разум, исповедуемая тобой вера, чтобы это самое говорила наука и чтобы, несмотря на это, ты бы был по каким-то очень туманным, сложным рассуждениям принужден делать всё прямо противоположное этому; чтобы ты, будучи землевладельцем или капиталистом, должен был на угнетении народа строить всю свою
жизнь, или чтобы, будучи императором или президентом, был принужден командовать войсками, т. е. быть начальником и руководителем
убийц, или чтобы, будучи правительственным чиновником, был принужден насильно отнимать у бедных людей их кровные деньги для того, чтобы пользоваться ими и раздавать их богатым, или, будучи судьей, присяжным, был бы принужден приговаривать заблудших людей к истязаниям и к смерти за то, что им не открыли истины, или — главное, на чем зиждется всё зло мира, — чтобы ты, всякий молодой мужчина, должен был идти в военные и, отрекаясь от своей воли и от всех человеческих чувств, обещаться по воле чуждых тебе людей убивать всех тех, кого они тебе прикажут?
— Митя, Митя! — сказал он прерывающимся голосом. — Конец мой близок… я изнемогаю!.. Если дочь моя не погибла, сыщи ее… отнеси ей мое грешное благословение… Я чувствую, светильник
жизни моей угасает… Ах, если б я мог, как православный, умереть смертью христианина!.. Если б господь сподобил меня… Нет, нет!.. Достоин ли
убийца и злодей прикоснуться нечистыми устами… О, ангел-утешитель мой! Митя!.. молись о кающемся грешнике!
В сем городе, подкупленные злодеем Заруцким,
убийцы посягнули на
жизнь знаменитого вождя, но бог не допустил их свершить это злодеяние, а великодушный Пожарский не только не предал их заслуженной казни, но вырвал из рук народа, хотевшего растерзать их на части.
— Вот он — Молох, требующий теплой человеческой крови! — кричал Бобров, простирая в окно свою тонкую руку. — О, конечно, здесь прогресс, машинный труд, успехи культуры… Но подумайте же, ради бога, — двадцать лет! Двадцать лет человеческой
жизни в сутки!.. Клянусь вам,бывают минуты, когда я чувствую себя
убийцей!.. «Господи! Да ведь он — сумасшедший», — подумал доктор, у которого по спине забегали мурашки, и он принялся успокаивать Боброва.
В городе живёт много человекоубийц, развратников, грабителей; все знают, что они по своей воле
убийцы, развратники и мошенники, а — вот живут они, пользуются благами
жизни, и наказания нет им до сей поры.
— В Ричарде Третьем—
жизнь!.. О, разум! — к тебе взываю. Что это такое, эта Анна? Урод невозможный. Живая на небо летит за мертвым мужем, и тут же на шею вешается его
убийце. Помилуйте, разве это возможно.
Можно судить, что сталось с ним: не говоря уже о потере дорогого ему существа, он вообразил себя
убийцей этой женщины, и только благодаря своему сильному организму он не сошел с ума и через год физически совершенно поправился; но нравственно, видимо, был сильно потрясен: заниматься чем-нибудь он совершенно не мог, и для него началась какая-то бессмысленная скитальческая
жизнь: беспрерывные переезды из города в город, чтобы хоть чем-нибудь себя занять и развлечь; каждодневное читанье газетной болтовни; химическим способом приготовленные обеды в отелях; плохие театры с их несмешными комедиями и смешными драмами, с их высокоценными операми, в которых постоянно появлялись то какая-нибудь дива-примадонна с инструментальным голосом, то необыкновенно складные станом тенора (последних, по большей части, женская половина публики года в три совсем порешала).
Три дня после роковой ночи, в девять часов утра, Германн отправился в *** монастырь, где должны были отпевать тело усопшей графини. Не чувствуя раскаяния, он не мог однако совершенно заглушить голос совести, твердившей ему: ты
убийца старухи! Имея мало истинной веры, он имел множество предрассудков. Он верил, что мертвая графиня могла иметь вредное влияние на его
жизнь, — и решился явиться на ее похороны, чтобы испросить у ней прощения.
Хор затянул плясовую; — Начинай же, Оленька! — закричал Палицын, — не стыдись!.. она вздрогнула; ей пришло на мысль, что она будет плясать перед
убийцею отца своего; — эта мысль как молния ворвалась в ее душу и озарила там следы минувшего; и все обиды, все несправедливости, унижения рабства, одним словом,
жизнь ее встала перед ней, как остов из гроба своего; и она почувствовала его упрек…
Уже не завтрашних
убийц боялся он, — они исчезли, забылись, смешались с толпою враждебных лиц и явлений, окружающих его человеческую
жизнь, — а чего-то внезапного и неизбежного: апоплексического удара, разрыва сердца, какой-то тоненькой глупой аорты, которая вдруг не выдержит напора крови и лопнет, как туго натянутая перчатка на пухлых пальцах.
— Ты изверг… ты
убийца… ты умышляешь на
жизнь нашу… ты расстраиваешь здоровье наше!.. — Во множестве собравшаяся от бешенства во рту их пена не позволила им объяснить дело в подробности.
Дульчин (схватясь за голову). Были в моей
жизни минуты, когда я был гадок сам себе, но такого отчаяния, такого аду я еще не испытывал; знал я за собой слабости, проступки, оплакивал их, хоть и без пользы… а уж это ведь преступление! Ведь я… ведь я —
убийца! (Останавливается перед портретом Юлии.)
Владимир. Хорошо! Я пойду… и скажу, что вы не можете, заняты. (Горько) Она еще раз в
жизни поверит надежде! (Тихо идет к дверям.) О, если б гром убил меня на этом пороге; как? я приду — один! я сделаюсь
убийцею моей матери. (Останавливается и смотрит на отца.) Боже! вот человек!
Эраст был до конца
жизни своей несчастлив. Узнав о судьбе Лизиной, он не мог утешиться и почитал себя
убийцею. Я познакомился с ним за год до его смерти. Он сам рассказал мне сию историю и привел меня к Лизиной могилке. — Теперь, может быть, они уже примирились!
«Да, — думал он, шагая вдоль дороги, — вот целая программа
жизни в столкновении двух взглядов на одного и того же человека: тятька и посельщик… Для других это — посельщик, может быть, вор или
убийца, но для мальчишки он — отец, и больше ничего. Ребенок по-прежнему ждет от него отцовской ласки, привета и наставления в
жизни. И так или иначе, он найдет все это… Каковы только будут эти наставления?..»
Меня тянет к этим людям какая-то смутная надежда, что среди них, нарушивших ваши законы,
убийц, грабителей, я найду неведомые мне источники
жизни и снова стану себе другом.
Я говорил ясно, точно, отделывая фразы; я смотрел в то же время на стрелку часов и думал, что, когда она будет на шести, я стану
убийцей. И я говорил что-то смешное, и они смеялись, а я старался запомнить ощущение человека, который еще не
убийца, но скоро станет
убийцей. Уже не в отвлеченном представлении, а совсем просто понимал я процесс
жизни в Алексее, биение его сердца, переливание в висках крови, бесшумную вибрацию мозга и то — как процесс этот прервется, сердце перестанет гнать кровь и замрет мозг.
Таинственные обстоятельства этого убийства, как и покушения на его
жизнь в 1830 г. дали основание думать, что, повидимому,
убийцы опасались его разоблачений.
И блудник, и тать, и
убийца наследуют
жизнь вечную, еретика же самая кровь мученическая очистить не может.
В-третьих,
жизнь Ольги в последнее время состояла из сплошного романа. Роман этот был такого сорта, что обыкновенно оканчиваются уголовщиной. Старый, любящий муж, измена, ревность, побои, бегство к любовнику-графу через месяц-два после свадьбы… Если прекрасная героиня такого романа убита, то не ищите воров и мошенников, а поисследуйте героев романа. По этому третьему пункту самым подходящим героем-убийцей был всё тот же Урбенин…
— Любопытно, откуда вам могла прийти в голову такая мысль! Не писал ли я чего-нибудь такого в своем романе, — это любопытно, ей-богу… Расскажите, пожалуйста! Раз в
жизни стоит поиспытать это ощущение, когда на тебя смотрят, как на
убийцу.
Но вдруг, можете себе представить, случай наводит на
убийцу. Увидели, как один шалопай, уже много раз судившийся, известный своею развратною
жизнью, пропивал в кабаке табакерку и часы, принадлежавшие доктору. Когда стали его уличать, он смутился и сказал какую-то очевидную ложь. Сделали у него обыск и нашли в постели рубаху с окровавленными рукавами и докторский ланцет в золотой оправе. Каких же еще нужно улик? Злодея посадили в тюрьму. Жители возмущались и в то же время говорили...
Уж, конечно, самоотверженная Варенька вкладывает в
жизнь больше «смысла добра», чем пьяница, вор и
убийца дядя Ерошка; и, конечно, смешно в нравственном отношении даже сравнивать благородного общественного деятеля Кознышева с забубенным Стивою Облонским.
Необходимо проследить шаг за шагом
жизнь княжны в течение недели, двух, может быть месяца, узнать, кто бывает у ней, нет ли в ее дворне подозрительного лица, и таким образом напасть на след
убийцы. Тогда только можно считать дело совершенно выигранным. Никита будет в руках графа и сознание его — он, граф, доведет его до этого сознания, захватив врасплох — явится грозным доказательством в его руках относительно этой соблазнительной самозванки.
Сей-то Новик умышлял на
жизнь царевича Петра Алексеевича в соборе Святой Троицы, у самого алтаря; но что изволением Господним и покровительством святого Сергия-чудотворца напущен необычайный страх на
убийцу и царевич спасен.
Глаша между тем не поправлялась, она с какой-то дикостью отдавалась наслаждениям любви, как бы спеша взять их от
жизни, не нынче завтра готовой угаснуть, и делала Александра Васильевича своим невольным
убийцей.
Ранее, об удивительном счастье в игре и огромном выигрыше, затем о счастье в любви, о его роскошной
жизни, громадных тратах, стерлядях, сувенирах и бриллиантовом колье и, наконец, о счастливом случае в казино с убийцей-итальянцем и исходе его дуэли с графом Лардерель, считавшимся одним из лучших бойцов на шпагах в Ницце.
Убийца жены,
убийца своего младенца, какую
жизнь влачил бы я, двоеженец, на этой бедной земле?..
Во время ужасного разговора
убийцы и жертвы Авраам стоял за кустами. Когда ж совершилось злодеяние и Последний Новик скрылся, чернец вышел из своей засады и подкрался к убитому, истекавшему кровью из плеча, в котором сделана была глубокая рана. Скорою, усердною помощью можно было б еще возвратить его к
жизни.
Она знала, что есть человек, который один знает это, — этот человек Никита, муж ее матери,
убийца и сообщник. Она понимала, что ей придется всю
жизнь иметь с ним дело, но бояться с его стороны обнаружения ее самозванства было нечего. Он будет молчать, охраняя самого себя, хотя ей, конечно, придется бросать ему изредка довольно крупные подачки.
— И с ней я должен жить под одной кровлей!.. Я не могу крикнуть ей: «
убийца!» Не смею обвинить ее в этом преступлении явно, хотя не сомневаюсь в том, что она совершила его… Я должен даже жить с ней как с женой, так как порабощен ею и не в силах сбросить с себя оковы этого рабства, одна смерть только освободит меня от них. Господи, умери мою
жизнь!..
— Этот вызов мне кажется очень странным… — произнес Николай Герасимович, — господин Карлони покушался на мою
жизнь, а таких людей во всех странах мира называют
убийцами и предают в руки правосудия, но не дают им удовлетворения чести.
Она и Потемкин сделались жертвою гнусной интриги злой, хитрой и мстительной женщины; его друг, взявшийся исполнить его поручение, подсказанное благоразумием, поплатился за это
жизнью, а этот
убийца спокоен и считает себя правым.
Но этого мало — пусть он будет преступник,
убийца, но он, кроме того, не любит ее, он никогда не любил ее, он играл с ней, безжалостно опозорив ее, разбив ее
жизнь, а она, она полюбила его со всей первой проснувшейся в ней страстью и полюбила после князя.
Для Фимы она стала такой же ненавистной, как и для остальной прислуги барыней, ненавистной еще более потому, что она постоянно находилась перед ее глазами, была единственным близким ей человеком, от которого у Салтыкова не было тайны, а между тем, ревность к жене Глеба Алексеевича, вспыхнувшая в сердце молодой девушки, отвращение к ней, как к
убийце, и боязнь за
жизнь любимого человека, которого, не стесняясь ее, Дарья Николаевна грозилась в скором времени уложить в гроб, наполняли сердце Фимки такой страшной злобой против когда-то любимой барыни, что от размера этой злобы содрогнулась бы сама Салтычиха.
Коленопреклоненные, они горячо молились о душе
убийцы и самоубийцы Анжелики, хотя и применившей на практике суровый закон Бога-Отца — «око за око», но едва ли не заслуживавшей своей страдальческой
жизнью прощение Бога-Сына, отменившего этот закон.
Она заранее подготовила всю комедию бегства в сад и обморока, заранее приучила себя к роли княжны, будто бы спасшейся от руки
убийцы благодаря самоотверженному поступку ее служанки-подруги, поступку, стоившему
жизни последней.
— Забудьте об этом… Я ей не судья, но и не ее защитник. Между мной и этой девушкой кончено все… Если вы хотите спасти ее, спасайте, я же не хочу ни губить ее, ни спасать, ее будущность для меня безразлична… Моя невеста умерла… Я буду оплакивать ее всю мою
жизнь… Она ее
убийца — Бог ей судья… Мстить за себя не стала бы и покойная, я тоже не буду мстить ее
убийце… Остальное — ваше дело…